A Russian language version follows the English language version
Версия на русском после английской
"Whoever says he is in the light and hates his brother is still in darkness." ~ 1 John 2:9
About eight years ago now a wound opened up in society. This wound is long, bloody, and deep. Usually we respond to our wounds by treating them with salve, by letting the damage heal. But not this one. We have left this wound wide open, and not just. We have treated this wound with salt. As it has reddened and swollen, we have only poured more salt, and more, and more. Every day the pain cuts further into our psyche, yet we give it new strength. We keep hurting, and we never truly wonder why. We reassure ourselves that this pain comes from an external source, that we lie at the mercy of an evil apart from us, that if the menace repented we would be whole. This reassurance fails us because, perhaps held hostage by pain, we misunderstand the wound. We miss that it is fully within each of us. We miss the wound because we are looking out, instead of looking in.
Of course, this wound is not just abstract. This wound is foremost real. It is many hundreds of kilometers long and has stretched and shifted with time, leaving scars – a sea of trenches, minefields, craters, ruined buildings. The wound is marked by the endless burst of shells and rockets and awash with the blood of dead soldiers, of maimed soldiers, of civilians often, though this distinction matters little because soldiers are people, too, and people were not created to await destruction in trenches. Perhaps some among us have been these soldiers or civilians. And we know that these frontline victims always have loved ones who grieve, loved ones whose lives the victims may have risked everything to protect. Indeed, a pall of loss surrounds the wound as far as the rocket has flown – and much, much further.
None of us wished for this suffering, and none of us wish for it to continue. None of us want war. Yet none of us want to surrender, either. We will continue fighting because we believe we are right and that the other side is wrong, despicable even. Because we believe so, we will continue fighting a war we will never win. We will never win because of the nature of the rupture, of the wound. Let this much be clear. It does not matter how many more tanks, pieces of artillery, machine guns are moved toward the frontlines, it does not matter how many more soldiers deploy to the trenches or blood-soaked fields of battle, it does not matter how many more billions are spent on financing this war, nor how many more empty words our governments tell us about each other’s depravity. None of it matters. The wound in our earth, in the fabric of our society, will devour everything.
The wound will devour money, materiel, and men endlessly. It will become heavier. Its gravity will grow. It will keep swallowing people alive until there is no one left to swallow because we would all rather destroy ourselves and the world than be vanquished. We have the means and the will for this destruction. Yes, at this rate, the havoc will come to you and me, if it has not yet. Or perhaps we will come to it. Our turn will come, to fight or to bleed or to cry, and when it does, even if we want to escape, there will be nowhere to go.
We may nonetheless dream of "victory," certainly. Yet "victory" will only ever be a dream, for the reality of any military resolution will be defeat. The "victors" will irreparably lose sight of redemption. The wound will fade from view, but it will never heal. Grotesquely swollen with the blood of so many of people, the wound will go on festering inside those of us left alive, filling us with that very rotten thing that drove us not to show mercy, but to slay or to let die. While we will not seal the wound, the wound will seal our fate. "Victory" will not bring peace to the world because the wound will keep giving rise to hostility and finding us new "enemies." Nor, most consequentially, will "victory" bring peace to our souls. It will condemn our souls to hell.
The wound must be closed before it is too late, not aggravated. The wound is vast, of course, and yet we can close it in ourselves, each of us. The healing begins by desisting from hatred. There is so much hatred between us right now. It can be overwhelming, I know. Sometimes it feels like no one is capable of any other emotion. It feels like the hatred fills the horizon, a boundless fiery haze. And the haze fills us, too. We can suffocate, I know. Sometimes I am filled with so much angry hatred that I choke. I struggle to breathe because as I write people go on dying, because everything I read on this situation ignores at least half the suffering, or treats it as deserved, because a human problem is cast in detached political terms, because the right to life itself is politicized, because I search everywhere for shame at the status quo, for shame at the inveterate hatred, but I find almost none.
Yes, sometimes it is hard for me to breathe, yet I gather the resolve to calm down. I force myself to stay calm because I know the hatred is not productive. I know that only compassion will stop people from dying at long last. I know that only compassion will restore a world where children in Donetsk and Kharkiv, children in Luhansk and Kyiv, children in Mykolaiv and Kherson, children further afield but still within firing range in Lviv, Sevastopol, and Belgorod, even children in Moscow and Saint Petersburg, even children in the cities of Europe and the United States will grow up with hearts untainted by hatred. I know that only compassion will prevent the rise of a generation bred on hatred, a generation that cannot envision reconciliation because it will breathe hatred but never notice. I know that only compassion will return us who have gone astray to the grace of God – and we all have strayed, who have looked away from ourselves.
For now, the wound in our world is as crimson and angry as ever. In recent days, more troops have deployed alongside machinery of killing, heavy battle has persisted, more lives have been broken or destroyed. Some people have been urged to leave their homes, while others have been told to stay and be ready to fight. Many have gone to fight without being told. The truth is that it all hurts. It hurts because we are tired, all of us. Those of us in the war zone are tired of the interminable thunder of shells, of the gray smoke in our skies, of devastated homes and offices, of martial law, of evacuations of people we love, of funerals for people who should have lived, of the relentless pressure due to unpredictable rocket strikes or an immense, well funded army standing a short distance away. Those of us outside the war zone but at war nonetheless are tired of the vicarious suffering, of the disruption to our own lives and livelihoods, of the hostility to our state, culture, and good designs for our families and for humanity. So many of us are tired of fearing for our loved ones. So many of us are tired of losing our loved ones. And we have only endured the beginning of what looms.
We want it all to end. I tremble as I write these words because I am so tired and so much want it to end, too. But clearly it is not enough to tire, or to want, or to hope for the best, or to wait for redemption. There will be no redemption, except that unto which we deliver ourselves. There will be no redemption except through one another, through the "enemy." The wound will not disappear magically or in one day. To restore ourselves we must be prepared to hurt for many days more, because relinquishing our hatred will dispel the illusion of our guiltlessness, and the path to reconciliation is long. Yes, healing the wound will be a painful process. But it will be a different kind of pain. It will be a pain that builds a deeper understanding, a more generous spirit, a stronger faith. Once all of us who identify with Ukraine, the Donetsk or Luhansk People’s Republic, the Russian Federation, or the United States or another Western country have regained our faith in each other and come together in forgiveness, we may finally close this wound in each of us, in our society, in our earth.
Mark A. Bykov has for years upheld communication between individuals separated by the frontlines in Eastern Ukraine. He has loved ones on either side. Mark’s true name is withheld in the interest of his and his connections’ safety.
Russian Language version follows
«Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме.» 1 Иоанна 2:9
Рана, которую мы отказываемся лечить
Около восьми лет назад в нашем обществе образовалась рана. Эта рана длинная, кровавая и глубокая. Обычно мы реагируем на свои раны тем, что обрабатываем их целебным бальзамом, делаем всё для их скорейшего заживления. Но не в этот раз. Мы оставили эту рану открытой. Более того, мы обработали ее солью. Пока она краснела и пухла, мы только сыпали еще соли, всё больше и больше. С каждым днем боль все глубже врезается в нашу психику, однако мы придаем ей новую силу. Мы продолжаем испытывать ее и никогда не задумываемся, почему. Мы уверяем себя, что эта боль исходит извне, что мы находимся во власти внешнего зла, что если бы грешник раскаялся, мы стали бы целыми. Это утешение подводит нас, потому что, возможно, будучи заложниками боли, мы неправильно рану понимаем. Мы упускаем из виду, что рана полностью внутри каждого из нас. Мы ее не видим, потому что смотрим вдаль, а не внутрь себя.
Конечно, эта рана не просто абстрактна. Эта рана, прежде всего, настоящая. Она тянется на многие сотни километров и со временем растягивалась и смещалась, оставляя шрамы — море траншеев, минных полей, воронок, разрушенных зданий. Рана отмечена бесконечными разрывами снарядов и ракет и залита кровью убитых военных, раненных военных, покалеченных мирных жителей. Хотя подобное различие между военными и мирными не имеет большого значения, поскольку солдаты тоже люди, а люди не созданы для того, чтобы ждать гибели в окопах. Может быть, кто-то из нас был таким солдатом или мирным жителем. И мы знаем, что у этих жертв фронта всегда есть близкие, которые скорбят, близкие, ради которых рисковали всем, возможно, чтобы защитить. Действительно, пелена утраты окружает рану настолько далеко, насколько пролетала ракета — и намного, намного дальше.
Никто из нас не желал этих страданий, и никто из нас не желает, чтобы они продолжались. Никто из нас не хочет войны. Но и сдаваться никто из нас тоже не хочет. Мы будем продолжать бороться, потому что верим, что мы правы, а другая сторона неправа и даже презренна. Поскольку мы в это верим, мы продолжим вести войну, в которой никогда не победим. Мы никогда не победим ввиду сущности разрыва, сущности раны. Пусть это будет ясно. Неважно, сколько еще танков, артиллерийских орудий, пулеметов будет выдвинуто к линии фронта, неважно, сколько еще военных развернется в окопах или на пропитанных кровью полях сражений, неважно, сколько еще миллиардов будет потрачено на финансирование этой войны, сколько еще пустых слов скажут нам наши правительства о порочности друг друга. Ничто из этого не имеет значения. Рана в нашей земле, в ткани нашего общества поглотит все.
Она будет бесконечно пожирать деньги, технику и людей. Рана отяжелеет. Ее гравитация усилится. Рана будет поглощать людей до тех пор, пока не останется никого в живых, потому что мы все скорее уничтожим себя и мир, чем допустим поражение. У нас есть и средства, и воля для такого уничтожения. Да, такими темпами гибель дойдет до тебя и до меня, если еще не дошла. Она дойдет до каждого из нас. С другой стороны, может быть, мы к ней сами дойдем. Придет наша очередь либо воевать, либо увечиться, либо горевать. И когда это произойдет, даже если мы захотим сбежать, будет некуда.
Тем не менее, возможно, мы мечтаем о «победе». И все же «победа» всегда будет лишь мечтой, ибо любое военное решение конфликта будет являться поражением. «Победители» безвозвратно потеряют из виду искупление. Рана исчезнет из поля зрения, но никогда не заживет. Жутко распухшая кровью стольких людей, рана будет продолжать гноиться внутри тех из нас, кто остался в живых, наполняя нас тем самым гнилым, что побуждало нас не проявлять милосердие, а губить или давать гибнуть. «Победа» в итоге не принесет мира миру, потому что рана вечно будет порождать вражду и находить нам новых «врагов». «Победа» также не принесет мира нашим душам, что наиболее важно. Она обречет наши души на ад.
Нет, рану нужно вылечить пока еще не поздно, а не усугубить. Рана, конечно, обширна, однако же мы можем вылечить ее в себе, каждый из нас. Это исцеление начинается с воздержания от ненависти. Между нами сейчас ее очень много. Она может подавлять, я знаю. Иногда кажется, что никто не способен на другую эмоцию, кроме ненависти. Кажется, что ненависть насыщает горизонт, что она — бескрайняя огненная мгла. Эта мгла наполняет нас также. Бывает, что мы задыхаемся, я знаю. Подчас меня переполняет такая ярая ненависть, что я задыхаюсь. Мне трудно дышать, потому что, пока я пишу, люди продолжают гибнуть, потому что все, что я читаю об этой ситуации, игнорирует как минимум половину несчастья или предполагает, что оно заслужено, потому что человеческая проблема представляется в отчужденных политических терминах, потому что само право на жизнь политизируется, потому что я везде ищу стыда за статус-кво, стыда за закоренелую ненависть, но почти ничего подобного не наблюдаю.
Да, иногда я задыхаюсь от ненависти, но я набираюсь решимости, чтобы успокоиться. Я заставляю себя сохранять спокойствие, так как знаю, что ненависть бесполезна. Я знаю, что только сожаление наконец прекратит гибель людей. Я знаю, что только сожаление восстановит мир. Мир, в котором дети в Донецке и Харькове, в Луганске и Киеве, дети в Николаеве и Херсоне, дети подальше от фронта, однако также в зоне поражения – во Львове, Севастополе и Белгороде, даже дети в Санкт-Петербурге и Москве, даже дети в городах Европы и США будут расти с сердцами, незапятнанными ненавистью. Я знаю, что только сожаление предотвратит появление поколения, воспитанного на ненависти, поколения, которое не может представить себе примирения, потому что оно будет дышать ненавистью и не замечать этого. Я знаю, что только сожаление вернет тех из нас, кто заблудился к благодати Божьей — а мы все заблудились, кто отвел взгляд от самого себя.
А пока рана в нашем мире багрова и зла как никогда. В последние дни было переброшено больше войск и орудия смерти, тяжелые бои продолжились, еще жизни были травмированы или уничтожены. Некоторых людей призвали покинуть свои дома, в то время как другим приказали оставаться и быть готовыми к бою. Многие пошли воевать без указания. Правда, все это больно. Это больно, поскольку все мы устали. Те из нас, кто находится в зоне боевых действий устал от нескончаемого грохота снарядов, от серого дыма в небе, от разрушения домов и офисов, от военного положения, от эвакуаций тех, которых любим, от захоронений тех, кто должен был бы жить, от постоянного давления непредсказуемых ракетных ударов и огромной, хорошо финансируемой армии, стоящей вблизи. Те из нас, кто находится за пределами зоны боевых действий, но тем не менее находится в состоянии войны, устал от сопереживания страдающим, от расстройства собственной жизни и нестабильности средств к существованию, от неприятию к нашему государству, культуре и добрым желаниям для своих семей и человечества. Так много из нас устали бояться за своих близких. Так много из нас устали терять своих близких. И мы пережили только начало всего, что грозит.
Мы хотим, чтобы всё это закончилось. Я дрожу, пока пишу эти слова, потому что я тоже устал и так сильно хочу, чтобы это закончилось. Но явно недостаточно утомляться, или хотеть, или надеяться на лучшее, или ждать искупления. Не будет искупления, кроме того, которого мы добьемся сами. Не будет искупления, кроме как через друг друга, через «врага». Рана не исчезнет волшебным образом или за один день. Чтобы восстановить себя, мы должны быть готовы страдать еще много дней, потому что отказ от ненависти рассеет иллюзию нашей невиновности, а путь к примирению долог. Правда, заживление раны будет больным процессом. Но это будет иная боль. Это будет боль, которая созидает более глубокое понимание, более щедрый дух, более крепкую веру. Как только все мы, кто относимся либо к Украине, либо к Донецкой или Луганской Народной Республике, либо к Российской Федерации, либо к Соединенным Штатам Америки или другой западной стране, вернем себе веру друг в друга и сплотимся в объятиях прощения, мы сможем, наконец, залечить эту рану в каждом из нас, в нашем обществе, в нашей земле.
Быков Марк Александрович годами поддерживает коммуникацию между людьми, разделенными линией фронта на востоке Украины. У него есть родные по обе стороны. Настоящее имя Марка Александровича не раскрывается ради его безопасности и безопасности его связей.
